Неточные совпадения
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал
в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем
начать под рукой
следствие, или же некоторое время молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то есть приступил к дознанию, и
в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не поселить
в нем несбыточных мечтаний.
«Приговор этот является результатом столь важных процессуальных нарушений и ошибок, — продолжал он внушительно, — что подлежит отмене. Во-первых, чтение во время судебного
следствия акта исследования внутренностей Смелькова было прервано
в самом
начале председателем» — раз.
История высиживания яиц у диких гусей, как и у всякой птицы, выводящей детей один раз
в год, оканчивается
в исходе мая или
в начале июня: все исключения бывают
следствием какого-нибудь несчастного случая, погубившего первые яйца.
Ему весело даже было подумать о том, как у начальника губернии вытянется физиономия, когда он будет ему рассказывать, как он произвел
следствие; но — увы! — надежда его
в этом случае не сбылась:
в приемной губернатора он, как водится, застал скучающего адъютанта; сей молодой офицер пробовал было и газету читать и
в окно глядеть, но ничего не помогало, все было скучно! Он
начал, наконец, истерически зевать. При появлении Вихрова он посмотрел на него сонными глазами.
Тем же днем Вихров
начал и
следствие. Прежние понятые, чтобы их не спросили другой раз, разбежались. Он позвал других и пригласил священника для привода их к присяге. Священник пришел
в ужасно измятой, но новой рясе и с головой, для франтовства намоченной квасом. Он был очень широколиц и с какой-то необыкновенно добродушной физиогномией. Мужиков сошлось человек двенадцать.
Время, предшествующее
началу следствия, самое тягостное для следователя. Если план
следствия хорошо составлен, вопросы обдуманы, то нетерпение следователя растет, можно сказать, с каждою минутой. Все мыслящие силы его до такой степени поглощены предметом
следствия, что самая малейшая помеха выводит его из себя и заставляет горячиться и делать тысячу промахов
в то самое время, когда всего нужнее хладнокровие и расчет.
А он, по счастью, был на ту пору
в уезде, на
следствии, как раз с Иваном Петровичем. Вот и дали мы им знать, что будут завтра у них их сиятельство, так имели бы это
в предмете, потому что вот так и так, такие-то, мол, их сиятельство речи держит. Струсил наш заседатель, сконфузился так, что и желудком слабеть
начал.
С другой стороны, случалось мне нередко достигать и таких результатов, что, разговаривая и убеждая, зарапортуешься до того, что
начнешь уверять обвиненного, что я тут ничего, что я тут так, что я совсем не виноват
в том, что мне, а не другому поручили
следствие, что я, собственно говоря, его друг, а не гонитель, что если… и остановишься только
в то время, когда увидишь вытаращенные на тебя глаза преступника, нисколько не сомневающегося, что следователь или хитрейшая бестия
в подлунной, или окончательно спятил с ума.
Мне не стать, да и не сумею я, рассказывать об иных вещах. Об административных ошибках рассуждать тоже не мое дело, да и всю эту административную сторону я устраняю совсем.
Начав хронику, я задался другими задачами. Кроме того, многое обнаружится назначенным теперь
в нашу губернию
следствием, стоит только немножко подождать. Однако все-таки нельзя миновать иных разъяснений.
Словом сказать, чтоб быть подсудными Ивану Иванычу, нам нужно было теперь же какую-нибудь такую подлость сделать, чтоб сейчас же нас
в острог взяли и
следствие начали. А потом уж к этому
следствию и прочие вины будут постепенно присовокуплять.
Тем не менее, когда ей однажды утром доложили, что Степан Владимирыч ночью исчез из Головлева, она вдруг пришла
в себя. Немедленно разослала весь дом на поиски и лично приступила к
следствию,
начав с осмотра комнаты,
в которой жил постылый. Первое, что поразило ее, — это стоявший на столе штоф, на дне которого еще плескалось немного жидкости и который впопыхах не догадались убрать.
Не говорю уже о том, что любовь
в них постоянно является как
следствие колдовства, приворота, производится питием"забыдущим"и называется даже присухой, зазнобой; не говорю также о том, что наша так называемая эпическая литература одна, между всеми другими, европейскими и азиятскими, одна, заметьте, не представила — коли Ваньку — Таньку не считать никакой типической пары любящихся существ; что святорусский богатырь свое знакомство с суженой-ряженой всегда
начинает с того, что бьет ее по белому телу"нежалухою", отчего"и женский пол пухол живет", — обо всем этом я говорить не стану; но позволю себе обратить ваше внимание на изящный образ юноши, жень-премье, каким он рисовался воображению первобытного, нецивилизованного славянина.
Вообще —
в женщине, даже достигшей положения независимого и con amore упражняющейся
в самодурстве, видно всегда ее сравнительное бессилие,
следствие векового ее угнетения: она тяжеле, подозрительней, бездушней
в своих требованиях; здравому рассуждению она не поддается уже не потому, что презирает его, а скорее потому, что боится с ним не справиться: «
Начнешь, дескать, рассуждать, а еще что из этого выйдет, — оплетут как раз», — и вследствие того она строго держится старины и различных наставлений, сообщенных ей какою-нибудь Феклушею…
В селе проживает поповский сын и открыто проповедует безначалие. По правилам централизации, надлежит
в сем случае поступить так:
начать следствие, потом представить оное на рассмотрение, потом, буде найдены будут достаточные поводы для суждения, то нарядить суд. Затем, суд немедленно оправдывает бунтовщика, и поповский сын, как ни
в чем не бывало, продолжает распространять свой яд!
Бенис, видимо, обрадовался, сел подле меня и
начал говорить об отъезде моей матери, о необходимости этого отъезда для ее здоровья, о вредных
следствиях прощанья и о том, как должен вести себя умненький мальчик
в подобных обстоятельствах, любящий свою мать и желающий ее успокоить…
Что касается позднейших превращений этого основного воззрения под влиянием понятий о мире, доставленных наукою, эти видоизменения мы считаем лишним исчислять и еще менее находим нужды подвергать их особенной критике, потому что все они, подобно понятию новейших эстетиков о трагическом, представляясь
следствием стремления согласить непримиримое — фантастические представления полудикого и научные понятия, — страждут такою же несостоятельностью, как и понятие новейших эстетиков о трагическом: различие только то, что натянутость соединения противоположных
начал в предшествующих попытках сближения была очевиднее, нежели
в понятии о трагическом, которое составлено с чрезвычайным диалектическим глубокомыслием.
С Цыбулей пришлось отваживаться при помощи нашатырного спирта и холодной воды, потом выпоить ему целый графин водки, и он только после этих довольно длинных операций настолько пришел
в себя, что мог
начать производство судебного
следствия; по наружности это был представитель хохлацкого типа — шести футов роста, очень толстый, с громадной, как пивной котел, головой и умным, то есть скорее хитрым лицом, сильно помятым с жестокого похмелья.
Гегель, несмотря на всю мощь и величие своего гения, был тоже человек; он испытал панический страх просто выговориться
в эпоху, выражавшуюся ломаным языком, так, как боялся идти до последнего
следствия своих
начал; у него недостало геройства последовательности, самоотвержения
в принятии истины во всю ширину ее и чего бы она ни стоила.
Гегель часто, выведя
начало, боится признаться во всех
следствиях его и ищет не простого, естественного, само собою вытекающего результата, но еще чтоб он был
в ладу с существующим; развитие делается сложнее, ясность затемняется.
Сограждане! Я означил только главные действия сего «Учреждения» Екатерины, действия уже явные; но еще многие хранятся
в урне будущего, или
в начале своем менее приметны для наблюдателя. Оно, необходимо просвещая народ, окажется тем благодетельнее
в следствиях, чем народ будет просвещеннее.
Положенный на испытание
в Елисаветинскую психиатрическую больницу, Керженцев был подвергнут строгому и внимательному надзору нескольких опытных психиатров, среди которых находился профессор Држембицкий, недавно умерший. Вот письменные объяснения, которые даны были по поводу происшедшего самим доктором Керженцевым через месяц после
начала испытания; вместе с другими материалами, добытыми
следствием, они легли
в основу судебной экспертизы.
Я
начал с «Путешествия Младшего Костиса» и, развернув книгу, прочел на странице 169-й: «Человек зрит мыслию силы, действия,
следствия и произведения:
в сем заключается основание всех его понятий.
— Нужно вам сказать — только до времени об этом пока никому не говорите, — не
в долгом, надо полагать, времени господам Луповицким будет разгром: наедет суд, обыски
начнут у них
в доме делать, пойдет
следствие.
Боже мой, как печальны ваши
следствия и как поздно человек
начинает понимать, что, поддаваясь вам без удержа, он оскорбляет не ту узкую мораль, которая
в разные времена послушна разным велениям, а рушит вековечный завет,
в разладе с которым нет места для счастья!
О нем я знал с самого раннего детства. Он был долго учителем нашей гимназии; но раньше моего поступления
в нее перешел
в чиновники по особым поручениям к губернатору и тогда
начал свои «изучения» раскола,
в виде
следствий и дознаний. Еще ребенком я слыхал о нем как о редакторе «Губернских ведомостей» и составителе книжки о Нижегородской ярмарке.
Если бы предстоящий перед вами подсудимый действительно был маркиз де Траверсе, он, конечно, с самого
начала следствия поспешил бы указать таких лиц, которые знали его до проживания по именем Савина, то есть лиц, знавших его не во Франции, а
в России, где он родился и жил почти до тридцатилетнего возраста.
Как при
начале беспорядков буйные зачинщики старались всех вовлечь
в бесчинные и беззаконные действия, так и при
следствии первые уличенные старались оговаривать, как можно более, чтобы всем заодно отвечать и никто бы не мог избегнуть ответственности и суда.